Рыбаки Северного рыбохозяйственного бассейна завершили 2018 год с суммарным выловом в объеме 1,2 млн тонн. Общий объем добычи российскими рыбаками стал рекордным за 26 лет и превысил 5 млн тонн. О том, как нововведенная система контроля в рыболовной отрасли повлияет на промысел в Арктике, как на ней отразятся крабовые аукционы и программа инвестиционных квот, в интервью агентству "Интерфакс Северо-Запад" рассказал председатель правления некоммерческой организации "Союз рыбопромышленников Севера" Владимир Григорьев.
- Владимир Юрьевич, с начала 2019 года российские рыбаки практически не ведут промысел выше 75 широты, в районе Шпицбергена, в зоне основного скопления креветки. Как раньше заявляли в Союзе рыбопромышленников Севера, это было обусловлено недостаточным временем на обязательную установку новой отечественной спутниковой системы контроля "Гонец". Ситуация изменилась в какую-либо сторону?
- Она улучшилась. В Москве я общался с заместителем руководителя Росрыболовства Петром Савчуком. Получив обращения от нашего Союза и губернатора региона, он направил в Минсельхоз письмо, в котором Росрыболовство предлагает ввести переходный период в шесть месяцев. Я думаю, что в ближайшие недели пройдет согласование и поправка выйдет. Мы получим полгода с момента опубликования этой поправки, то есть у нас будет время до осени, суда зайдут в порт для установки. Так что будем считать, что эту проблему мы сняли.
Проблема с "Гонцом" была одна – нужно было сразу предусмотреть переходный период. Но приказ был подписан в середине ноября, мы его увидели за две недели до нового года. За это время физически невозможно завести в порт больше 100 судов, растаможить, если нужно, сорвать суда с промысла, в конце концов, заранее купить "Гонец". По данным Центра мониторинга рыболовства и связи, в 2018 году за 75 градусом работали 116 судов, а в январе 2019 года там работало только одно судно. Это показательно.
- Как обстоят дела с незаходными судами (построенные на зарубежных верфях, не приходят в российские порты из-за необходимости уплаты НДС и таможенной пошлины – ИФ)?
- Чтобы зайти в порт, растаможить судно и поставить «Гонец», требуется несколько миллионов долларов на каждое судно. Это серьезные деньги для бюджета компаний. Всего на Севере 86 незаходных судов. Вопрос еще в том, что ситуация с невозможностью вести промысел выше 75 широты повлияет на статистику вылова. Норвежцы выделяют квоты для вылова в норвежской зоне для российских рыбаков, а российская сторона – для норвежцев в российской зоне, и мы постоянно сравниванием данные по вылову. Статистика играет немаловажную роль. При этом норвежцы на протяжении десятилетий пытаются сделать архипелаг Шпицберген своей зоной, ввели территориальные воды, пытаются объявить 200-мильную зону. Мы же придерживаемся Парижского договора 1920 года, что это общая территория, где можно вести и рыбную ловлю, и хозяйственную деятельность.
- В Союзе есть опасения и относительно распределения крабовых квот на аукционах...
- В июле 2018 года ФАС России подготовила доклад о мерах по развитию конкуренции во всех отраслях экономики, и в разделе о рыболовстве было указано, что нужно провести аукцион на 50% краба, и следующий пункт – ввести аукционы на другие объекты промысла и проводить их каждые три-пять лет. После этого в августе Дмитрий Медведев подписал распоряжение правительства с дорожной картой, где дается распоряжение Росрыболовству разработать документацию под аукционы, повторяя фразу про другие объекты. После этого заволновались все рыбаки. У нас на Севере высоколиквидные объекты промысла - треска, пикша, палтус, из пелагии – скумбрия, сельдь и так далее. ФАС не скрывала цели – вхождение новых игроков на рынок.
Возврат к аукционной системе в отрасли тревожит ее участников. В начале 2000-х годов уже были аукционы. У маленьких и средних предприятий не было имущества, чтобы его заложить и принять участие в аукционе, а условия кредитов были кабальными – от 19 до 24% годовых. Тогда промысел велся на судах еще советской постройки, словом, почти металлоломе. Компании еле выживали, были в яме. Велись разговоры о том, что отрасли нужна помощь. Были приняты действенные меры, чтобы мы могли выскочить из этой ямы. После отмены аукционов в 2004 году ввели налог на водные биологические ресурсы (ВБР) взамен получения платы за участие в аукционе, но дали льготу (мы платили 15% от этого налога), а также позволили перейти на льготное налогообложение – единый сельхозналог. Это действительно "упрощенка", мы платили по формуле "выручка минус затраты и 6% от этой суммы". Пошла прибыль, активная работа, отрасль начала оживать. Затем было распределение квот на 10 лет, и к концу этого периода рыбаки начали строить и покупать за границей новые суда. Мы подошли к периоду постройки, поднакопили жирок. Зачем сейчас возвращаться в систему распределения 19-летней давности?
- Как это увязывается с инвестиционными квотами и каков прогноз развития ситуации?
- Как раз перед этим (обсуждением о возврате аукционной системы – ИФ) для рыбаков создали такие условия, чтобы мы набрали кредиты и пошли на строительство. На Севере идет значительное обновление флота, только на российских верфях под инвестквоты строится 24 судна, одно для прибрежного лова и 23 для океанического. Получается такая картина: контрактная стоимость одного судна - $65 млн. Строится серия, например, из десяти судов. Соответственно, на аукцион у компаний денег уже нет. В Мурманской области промыслом краба занимается только один холдинг - Северо-Западный рыбный консорциум (СЗРК). Они планировали строительство как раз десяти судов, потому что их флот нуждается в обновлении. Сейчас СРЗК остановил переговоры по строительству, потому что иначе сил тягаться на аукционе у них не будет. Вместе с тем, в постановлении правительства об инвестквотах предусмотрены последствия отказа от строительства: при отказе выплачивается по 400 млн рублей за каждое отказное судно.
- Каков наиболее пессимистичный сценарий развития ситуации и отрасли в целом?
- Если будут введены аукционы, у ныне действующих рыбаков заберут до 30% квот, у строящих суда компаний сорвутся финансовые планы, строительство встанет, а мелкие предприятия перестанут существовать. Это люди, экипажи, какая-то часть населения останется на улице, а в море у нас работают 6 тыс. человек.
