70-летие снятия блокады Ленинграда ветеран Великой Отечественной войны Маргарита Переверзева встретила в Мытищах, где живет уже много лет. Все 900 дней 13-летняя Маргарита работала и училась в осажденном городе. Историк по образованию, М.Переверзева считает, что сейчас правильней было бы делать акцент не на страданиях ленинградцев, а на том, как они выживали в страшное время. О своей жизни в период блокады М.Переверзева рассказала "Интерфаксу".
- Маргарита Васильевна, меняются ли со временем чувства, с которыми вы вспоминаете о блокаде?
-В молодости мы, ленинградцы, встречаясь, никогда не говорили о блокаде и тем более о личных потерях. Даже вспоминать об этом было невозможно. Но чем старше становишься, тем яснее осознаешь масштаб произошедшего и начинаешь осмысливать тот период жизни. Ведь каждый человек, собственно говоря, продукт истории и он сам создает историю. Меня сформировала блокада. Именно тогда, к примеру, поняла, что такое вещизм. Люди уезжали в эвакуацию и распродавали вещи. Знала двух женщин, которые чуть не дрались за их тряпки. А потом обе умерли в блокаду, и вещи оказались на помойке. На меня, 13-летнюю, это произвело большое впечатление.
- Вы и работать начали в юном возрасте?
- Да, четырнадцати еще не было. Работала вместе с мамой в ателье мод на Невском проспекте вышивальщицей. Сначала в городе закрыли все предприятия такого рода. А потом снова заработали парикмахерские, бани и наше ателье открыли, собрав оставшихся в живых мастеров. Чинили белье, которое приносили из госпиталей, простыни подшивали. Спустя какое-то время из трикотажа очень плохого качества стали шить платья, буквально из кусочков. Новые фасоны придумывали, вышивкой изделия украшали.
- Неужели в блокадном Ленинграде у кого-то была возможность купить платье?
- Покупали, потому что было очень дешево. Люди же в бомбежку попадали, оставались вообще без вещей. Как только начала работать, приняли в комсомол. Целая процедура была. Каждого спрашивали, ходишь ли в баню, что делаешь в свободное время.
- Вопрос про свободное время был уместен?
- У меня, как у всех несовершеннолетних был шестичасовой рабочий день, правда, без выходных. А в свободное время я читала. Читала, читала, читала. И слушала ленинградское радио: замечательные радиопостановки, выступления наших поэтов, музыку. Классическую музыку полюбила, слушая радио. Сижу, работаю на пяльцах и целый день слушаю музыку.
- Складывается ощущение, что мы говорим о мирном времени.
- С начала мая 1942 года, когда поступила на работу, по июль того же года у меня была ужасная цинга. Девчонка, а зубы выпадают, ноги синие. Ходить не могла. Мама меня на работу тащила буквально на руках. Даже в трамвай не могла войти самостоятельно. И знаете, что меня спасло? Зелень. Лебеда, крапива, турнепс. Для того чтобы спасти город, ленинградцы летом повсеместно разбили огороды и высадили зелень. По-моему, они совершили чудо. А еще раньше, когда блокада только началась и была жива моя старшая сестра, мы с ней и мамой жили на окраине города. Сестра работала на военном заводе, и каждый день приносила литр дрожжевого супа. Его рецепт разработали в Ленинграде специально для того, чтобы люди могли поддержать силы. Мы так ждали сестру с этим супом.
- А как спасались от холода?
- Те дома на окраине были деревянными. У нас были дрова. Ломали заборы, сараи и топили буржуйку. Голодали как все жители Ленинграда, но тепло, относительное конечно, помогало выжить. А потом уже дома пустили на дрова. Нас переселили в центр города в Дом политкаторжан на берегу Невы. Там в квартире на шестом этаже были огромные окна, в них ветер задувал очень сильно. И если на прежнем месте жительства нам удалось сохранить какую-то мебель и книги, то тут пришлось их сжечь, чтобы согреться. В 1943 году после прорыва блокады начались обстрелы. К бомбежкам мы уже привыкли. Когда они случались, я уже даже не пряталась в бомбоубежище, а просто забиралась под стол у себя на шестом этаже. А обстрелы были настолько страшными, что из дома выйти было невозможно, понимаете? Просто невозможно. Но выходили. И на работу, и в школу вечернюю. Помню, стоишь на площади и боишься ее перейти.
- Во время блокады у вас умерла сестра…
- Да, ей был 21 год, она очень тяжело болела. И моя мать после ее смерти сломалась. Если бы меня не было, она бы тоже не выдержала. Я видела смерть своих друзей – мальчишек, которые жили по соседству. Они умирали в сознании, а помочь мы ничем не могли. И вы знаете, слез у людей не было. По-моему, это самое страшное, что не было слез. Сейчас много пишут о трагедиях, которые выпали на долю людей в блокаду. Недавно просматривала книгу Сергея Ярова "Повседневная жизнь блокадного Ленинграда". Вроде все верно, так и все было. Но главная цель автора – показать страдания ленинградцев. Мне же кажется, правильней было бы рассказать о том, как выживали эти страдающие люди. Да, жертвовали собой ради других. Но жертвенность была скорее неосознанной. Для людей было естественным проявлять свои человеческие качества.
- Благодаря этому удалось выжить?
- Вы знаете, в том же ателье мы работали за общим столом. Женщины делились даже крохотными пайками, которые близкие привозили им с фронта. Казалось бы, и самим нечего есть, а все равно делились. Помогали друг другу. После бомбежки моя мама потеряла зрение. За лекарством для нее ходила через весь город. Дорога в один конец занимала часа два. Однажды в мороз я присела на остановке и начала засыпать. Спас меня какой-то мужчина. Начал трясти, разбудил и отругал. В отношении к людям меня тоже выковала блокада. Вы знаете, что интересно, я ленинградцев многих узнаю по их духу. Когда беру книгу о блокаде, смотрю, ленинградец ее написал или нет. Может быть, это фантазия, может быть, эйфория, может быть, воспитание, но вера в победу такая была, что иное и в голову не приходило.