Писатель Д.Гранин: "У меня есть одно правило: сегодняшний день - самый счастливый день моей жизни"

- Потому что я вдруг почувствовал: "Боже мой, каким я стал!". Я любил свою страну, а теперь я ее не люблю. Я признавал ее власть, идею, коммунизм, а теперь этого нет. Нет всего того, что наполняло радостью. Я бы сегодня не пошел в ополчение, а тогда пошел, вырвался.

- Я не думал, актуальна книга или нет. Я хотел поговорить с собой и вспомнить, какой я был. Я хотел встретиться с собой, с тем, молодым. Мы встретились и не поладили. Я другой, и он другой, я про него не помню уже, а он понятия не имеет, каким я стал. Мы ругались, но мне было интересно. Мне оба и симпатичны, и оба не симпатичны. Но у того была своя красота, своя правда.

- А чем ее привлечь сегодня? Вот вы победили, скажут они, и что дальше? А я был в Германии, и хотя она проиграла, там жить лучше. Что ж это за поражение, когда там так живут. Это с одной стороны. С другой, когда мы вошли в Эстонию, мы увидели там холодильники, мы, петербуржцы, не знали, что это такое. Мы увидели там машину стиральную: а что это такое? Тогда мы подумали: а зачем немцы к нам пошли войной? Что им надо от нашего колодца?

- Молодежи надо ориентироваться на себя. А жажда адреналина была всегда. Когда я был мальчиком, мы шли деревней на деревню с колами. И ведь не было вражды, просто для впечатлений. Ничего нового нет. Есть только новые размеры. Раньше ехали на телеге, Пушкин ездил в Москву на экипаже, перекладных, пользовался почтовыми станциями. А сейчас ездят на машинах. Разница есть? Есть. Один быстрее добирается, другой любуется дорогой.

- Власть нужна любимая. Но такой не бывает. Чтобы она не вызывала раздражения своей глупостью, нечестностью, враньем. С остальным уже легче смириться.

- Потому что в России очень долгое время не было частной собственности. Мы не привыкли уважать собственность чужую, потому что у нас не было своей. Мы все время жили среди казенной собственности: казенная квартира, казенная земля, все казенное. У нас почти ничего своего нет. Воровство еще связано, по-моему, с тем, что у нас нет понятия греха. Нет понятия того, что "нельзя". Мне одна учительница жаловалась, что дети в классе воруют друг у друга. Я спросил, как она борется с этим, и она ответила, что единственное, что говорит детям: "Это нельзя брать". Они спрашивают "Почему? Ведь у него много всего, а у меня мало". Она отвечает, что брать нельзя, потому что чужое, этого достаточно. Детям ничего больше объяснять не надо.

Мораль ведь вообще состоит из системы запретов. Это отработано тысячелетиями. Чужая жена - запрет, чужой топор - запрет. В мой дом входить нельзя. Такая система на Западе, у нас ее нет. У нас она была частично в деревне. Изба, например, в деревне, где я жил, закрывалась просто не петлю, не на замок, системы замков не было. И никто не заходил. Коровы были не общие, но они паслись в общем стаде. Очень много было общего.

- Мистическая сторона деятельности и жизни Гитлера удивительна. Он же был неудачный архитектор, больной, с эпилептическими припадками и при этом властелин мира. Ведь Германия - не Африка, там не шаманы жили. Это Европа. Его обожали соратники. Вся Германия просто вопила. Вот у нас смотрят фильм "Обыкновенный фашизм", но никто не задается вопросом, почему его так обожали?

- Мария Варгас Льоса хороший писатель. Гюнтер Грасс тоже хороший писатель, у него очень хорошие работы. Но стоило ему написать, что он был нацистом, так на него обрушились. Пришел день, когда ему захотелось в этом признаться. А у нас 20 миллионов сидело в лагерях. Ловили шпионов, вредителей, диссидентов, клеветников. Кто-нибудь из них признался? Я читал мемуары членов Политбюро, и ни один из них не признался, что он принимал участие в массовых расстрелах. Или Хрущев, как он истреблял на Украине народ, он ничего не написал. Никто из наших ничего не сказал. А Молотов? А Ворошилов? Я им никому не верю.

- Мы никогда не можем сказать, что случится, даже в самое близкое время. Прогнозы на ближайшее время, даже прогнозы погоды, оказываются неточными. Тем более такие вещи, как наше общественное устройство. Даже личная жизнь. Но дело не в случайностях. Дело в том, что какие-то закономерности происходят подземно. Также как мы не можем предугадать извержение вулканов или землетрясение. Кто мог угадать, что падет Советский Союз? Или что разразится экономический кризис? Никто. Хотя существуют институты прогнозов и так далее. К счастью, жизнь непредсказуема.

- Когда меня не беспокоят. У меня есть одно правило жизни, оно заключается в очень простой вещи: сегодняшний день – самый счастливый день в моей жизни.

- Это очень важный вопрос, над которым вообще-то надо было бы поработать. Любовь - это состояние временное. Не дай Бог, чтобы она была вечной. У кого подольше, у кого поменьше. Она выветривается, потому что подвергается все время внешним воздействиям, а они бесконечно разнообразны. Мне снизили зарплату, и это не проходит бесследно для любви. Жена не хочет делать аборт, например. То есть любовь все время подвергается испытаниям. Требуется большая толерантность, устойчивость, масса качеств для того, чтобы ее сохранять. У металлов есть такое свойство - усталость. От постоянных сгибов и поворотов металл устанет. Поэтому когда встречаешь другого человека, там нет никакой усталости ни с той стороны, ни с этой. Думаешь - ну вот, наконец, я отдохну. Чаще всего любовь заканчивается, потому что начинается новая.

Одна любовь на всю жизнь бывает в двух случаях: либо жизнь короткая, либо если ты живешь в идеальных условиях. А максимально идеальные условия - это когда муж и жена на необитаемом острове.

- Это разговор бесполезный, даже бессмысленный. Потому что я могу назвать какие-то черты у женщины: оптимизм, умение жить сегодняшним днем, целый большой список. А полюбишь при этом совершенно другого человека, и у него может совсем этих качеств нет и не было, да и не будет. Что-то есть другое, но об этом и не следует говорить даже. Это то таинственное качество, из которого состоит любовь. Его невозможно определить и не надо определять, это может разрушить чувства человека. К счастью, это остается навсегда тайной. Мужчина влюбляется в женщину, а она оказывается стервой, но он все равно продолжает ее любить.

- Самое страшное - это то, что мы никогда не знаем, что человек думает. Мы знаем только то, что он говорит. Особенно характерно для нас в России, потому что на протяжении нескольких поколений мы учились скрывать свои мысли. Мы прячемся друг от друга.

- Это можно назвать лицемерием, но это хуже. Лицемерие - это когда человеку надо притвориться, а потом можно быть самим собой. А я говорю о том, что мы даже не знаем, как быть самим собой. Мы надежно спрятались от себя самих.

- Мне нравится то, что делают музеи, такие как Русский музей, Эрмитаж, музей Ахматовой, музей Достоевского. Я очень люблю филармонию. Музыка неизменна, поэтому здесь удовольствие почти безошибочно.

- Это очень прискорбное зрелище. Понимаете, Гергиев говорит: "Вы еще не были внутри". Но архитектура находится не внутри, а снаружи.

- Новая Голландия, арка Деламота, Крюков канал. Они очень романтичны.

- Я занимался раньше спортом. Бегал на лыжах на дистанцию 500 метров. Еще занимался плаванием. Сейчас ни за кого не болею. Раньше я болел за "Зенит", но меня он огорчает своими громадными зарплатами. Это уже не спорт, а бизнес. И мне не нравится, что в этой команде не так много ленинградцев.

- Сейчас я пишу про Сад камней. Недавно нашел запись, которую я делал в Японии, когда экскурсовод мне рассказывал про него, причем рассказывал поспешно. Я пытался все это записать…Я бы мог, конечно, взять книгу и все прочитать о Саде камней, но не хочу. А это - мое. И этот Сад камней - попытка создать модель нашей жизни. Это пятнадцатый камень, который никто никогда не видит. Видно все время только четырнадцать. Пятнадцатый камень - это смысл жизни. Мы никогда ничего не знаем до конца. Сам камень на белом песке - это та природа, которая не меняется. Вся остальная природа изменчива: травы, деревья, цветы. Даже если мы умрем, мы хотим, чтобы что-то оставалось. Если погибнет все, то погибнет и память.