Заместитель генерального директора Института горного дела им. А.А.Скочинского О.Ишхнели: "Наука в горном деле остановилась, шахты используют багаж еще советского времени"

В феврале на шахте "Северная" АО "Воркутауголь" (Коми), в результате взрывов погибло 36 человек, из которых 5 горноспасатели. Трагедия в очередной раз привлекла внимание общества к проблеме безопасности на угольных шахтах и вызвала серьезную дискуссию. О том, как изменилась ситуация с безопасностью в угольной промышленности после развала Советского Союза, одинаково ли опасны действующие шахты, и насколько реальна угроза закрытия всех угольных шахт России после трагедии, рассказал в интервью "Интерфаксу" заместитель генерального директора Института горного дела им. А.А.Скочинского Отари Ишхнели.

- Отари Георгиевич, аварии на угольных шахтах происходят, к сожалению, регулярно. Как, по Вашему мнению, изменилась ситуация с безопасностью в шахтах со времен Советского Союза?

- В апреле 1993 года на государственном предприятии "Росуголь" был создан отдел по ликвидации неперспективных и особо убыточных шахт, а я был назначен его руководителем. На начальном периоде программу по ликвидации финансировал Мировой банк. По каждой отдельной шахте делался проект технико-экономического обоснования, проводились программы по переобучению и трудоустройству людей. Впрочем, вскоре выяснилось, что человек, проработавший долгое время в шахте, как правило, больше уже нигде работать не хочет. До декабря 1999 года в стадии ликвидации находилось 202 шахты. Это были шахты наиболее опасные по горным условиям.

В результате ситуация с безопасностью улучшилась – в основном за счет уменьшения общего количества шахт, шахт с неблагоприятными горно-геологическими условиями (там, где было много газа) и старых, неоднократно реконструированных особо убыточных шахт.

Чем были опасны такие объекты? К примеру, проектным институтом разработан проект строительства и эксплуатации шахтного поля в определенных границах, на котором строится шахта для отработки запасов угля. Когда она вырабатывает запасы, рядом должна была бы строиться новая шахта, но в СССР шли по другому пути – углубляли шахту, соединяли с другой частью поля и, таким образом, "прирезали" к ней запасы угля. В результате значительно вырастала протяженность подземных горных выработок, шахта продолжала работать, но условия работ (в частности, по проветриванию и др.) значительно усложнялись, что приводило к систематическим нарушениям правил безопасности. К примеру, по одной из этих причин в 1992 году произошла трагедия на шахте имени Шевякова в Междуреченске.

Практика объединения двух и даже несколько шахт горными работами и единой вентиляционной схемой была порочной. Кстати, могу сказать, что ни одно объединение не принесло положительных результатов.

В основном ликвидировали именно опасные объекты. Таким образом, оставались более-менее здоровые шахты, где можно было работать высокопроизводительно на соответствующем оборудовании.

- Почему трагедии происходили и потом?

- В 1990-е годы была осуществлена приватизация предприятий угольной отрасли, многие предприятия были куплены за бесценок, в том числе и шахты. В свою очередь государство фактически отвернулось от отрасли, и собственники были вынуждены выживать самостоятельно.

Добывающие компании стали приобретать оборудование в Германии (DBT), Польше (Glinik, Pioma), США (Joy). Оно не ломалось в отличие от советского, было более мощным и производительным. Сразу поднялась добыча из очистных забоев - те забои, которые добывали по 1-2 тыс. тонн в сутки, стали давать по 5-10 тыс. тонн. Но возникла другая проблема - существующие технологические схемы, а также схемы транспортирования горной массы и проветривания горных выработок не соответствовали этим нагрузкам. Допустим, если лава (подземная очистная горная выработка - ИФ) дает 1 тыс. тонн угля, то на эту массу должен идти определенный объем воздуха (на 10 тыс. тонн угля - соответственно в 10 раз больше). Но технологии отработки остались старыми и из-за недостаточного проветривания зачастую не позволяли работать высокопроизводительному импортному оборудованию в полную мощность.

- Почему произошел взрыв на "Северной"?

- В настоящее время ведутся работы по ликвидации аварии, и одновременно началось расследование ее причин, поэтому говорить о том, почему произошел взрыв, рано. Однако ясно одно, чтобы произошел взрыв, нужно иметь недопустимое содержание газа в горной выработке и искру. Кроме того, такие большие разрушения происходят обязательно при участии угольной пыли, которой в горных выработках шахты большое количество.

На аварийном участке горные работы велись одновременно по добыче угля, проходке горных выработок, бурению скважин, монтажу оборудования и ремонтные работы. При расчетной обеспеченности воздухом не может быть мгновенного загазирования горных выработок, значит, количества воздуха было недостаточно.

Из-за использования временных схем, недостаточного количества воздуха для проветривания взрывы газа на шахтах происходили и раньше.

- Все ли шахты одинаково опасны?

- У нас в стране на 1 января 2016 года эксплуатируется 79 шахт, из них сверхкатегорные и опасные по газу – 41 шахта. Именно сверхкатегорные шахты являются наиболее опасными по взрывам газа и пыли. Остальные либо менее опасные (1-3 категории), либо негазовые. Например, шахта "Денисовская" (Нерюнгри, Якутия) является негазовой. Хотя она добывает коксующиеся угли марок К и КЖ – это редкость. В других регионах все шахты, которые добывают такие марки углей, являются опасными.

Коксующиеся марки очень ценны в нашей стране. Но, к сожалению, запасов таких углей в основных угольных регионах страны (Кузбасс, Воркута) становится все меньше и меньше, и добываются такие угли в основном на самых опасных шахтах. В частности, такой уголь добывали на "Распадской" (в 2010 году погибло более 90 человек), "Ульяновской" (2007 год, больше 100 погибших) и "Северной" (февраль 2016 года, 36 жертв).

- Зависят ли катастрофы от возраста шахт? Это к тому, учитывают ли собственники, которые строят новые шахты, те проблемы, о которых вы рассказали?

- Смотрите сами - на сегодня собственники построили и продолжают строить шахты, одна из которых "Денисовская" (ООО "УК "Колмар"). Большая часть остальных, которые называем новыми, - это как раз те, которые реконструированы, и им даны новые названия. Все они с увеличением глубины ведения горных работ, а не с возрастом, столкнутся с теми же проблемами. Эти риски должны учитываться в проектах.

- А как на "Денисовской" обстоят дела с безопасностью?

- Я думаю, она в хорошем состоянии. Там первое время были проблемы с откачкой воды из горных выработок и технологией отработки запасов. Воду победили – оказалось, что нужно правильно построить систему водопонижения и водоотлива. А вот с технологией было сложнее. На этой шахте впервые в нашей стране стали осваивать камерно-столбовую технологию добычи угля (КСО). Это высокопроизводительная система отработки пласта, которая широко применяется в США. В Советском Союзе она практически не применялась из-за больших потерь угля по сравнению с системой отработки длинными столбами (ДСО) и отсутствием соответствующего опыта.

Но для "Денисовской", мне кажется, это самый удачный способ угледобычи – поскольку пласт во многих местах имеет переменную мощность и нарушен, что не дает возможности для подготовки больших добычных столбов и применения общераспространенного у нас способа ДСО. При этом сам угольный пласт мощный (около 4 м), чистый, с небольшой зольностью.

Большой плюс этой шахты в том, что она негазовая. Сейчас там добывают более 2 млн тонн в год, но если поставят задачу в 5 млн тонн, то их тоже можно будет добыть. Все зависит от подготовки забоев и потребности.

- После трагедии на шахте "Северная" стали звучать мнения, что все шахты необходимо закрыть. Возможно ли такое в принципе?

- Речь идет о шахтах с особо опасными условиями работы, сверхкатегорными по газу, угрожаемым по внезапным выбросам и по опасным по горным ударам. Считаю, закрытие этих шахт невозможно по той причине, что в основном эти шахты добывают высококачественные коксующиеся угли. Без этих марок углей не может работать металлургическая промышленность.

В принципе у нас возможно все, но это, видимо, какой-то пиар-ход. Вопрос закрытия требует очень глубокой проработки. Есть моногорода, где кроме шахт нет никакой работы. Как я уже говорил, есть шахты с разными горно-геологическими условиями.

Кроме того, возникает вопрос, как юридически к этому подойти. Собственник шахты покупал лицензию, инвестировал огромные средства на развитие шахт - это придется как-то компенсировать. Необходимо также провести большие выплаты увольняемым работникам, ликвидировать выработки, вывезти оборудование, провести рекультивацию поверхности и много других, как у нас обычно бывает, неожиданных вопросов и затрат.

На закрытие одной только шахты надо потратить миллиарды рублей, и на это опять будут требовать деньги из госбюджета. Целесообразней было бы направить эти средства на инновационные научные разработки, делающие работу шахтеров более безопасной. К сожалению, такое "цунами" идет всегда, когда происходит крупная авария.

- Могут на этой волне появиться новые регламенты?

- В середине марта, после аварии на шахте "Северная", прошло совещание с представителями научно-исследовательских институтов, работающих по научному обеспечению промышленной безопасности угольных предприятий. Представители научной среды, к сожалению, предлагают только создание новых нормативных документов. На мой взгляд, нормативных документов после каждой крупной аварии выпущено столько, что их полное выполнение уже невозможно. Как только случается авария, разрабатывается большое количество нормативных документов и даже новые правила безопасности.

Наука в горном деле остановилась, шахты используют тот багаж, который был наработан (в частности, по дегазации пластов) еще в советское время. Пройдет еще лет пять, мы упремся в стену, и вновь раздастся призыв, давайте все ликвидировать. На мой взгляд, выход в другом. Нужно реанимировать научные работы, привлечь в эту сферу молодых ученых, изучать мировой опыт и смелее его применять.

Так, например, американцы используют многоштрековую подготовку очистных забоев: по одной выработке идет конвейер, по другой - люди, по третьей – воздух. У нас же это совмещается. Уголь на-гора транспортируют конвейерами по горным выработкам, по которым подается свежий воздух, в результате газ и пыль от добытого угля повторно уходят в лаву, еще более усугубляя параметры безопасного ведения работ.

Главная беда, почему собственники не могут перейти на такую технологию – она увеличивает время подготовки забоя и себестоимость тонны угля, т.к. необходимо проводить значительно больший объем подготовительных работ.

- У уже упомянутой шахты "Денисовской" аналогичная система?

- Камерная система лишена таких недостатков, по ней у нас никто не работает, кроме шахты "Денисовская". Эта система отработки позволяет проходить по 1800 метров в месяц. На "Денисовской" проходка это и есть практически добыча угля.

- Какие шахты сейчас закрываются, строятся ли в России новые шахты?

- В основном закрываются те, где заканчиваются запасы угля. Среди них есть сложные, газовые, которые, если бы не добывали кокс, были бы закрыты еще в 1993-1995 годах. Я говорю, в частности, о шахтах в Прокопьевске (Кузбасс) – "Ворошилова", "Зиминка" и другие. Но строятся и новые. Так, по моим данным, четыре – пять шахт сейчас находятся в стадии строительства. В том числе, на Сахалине и в Кузбассе.

Причем, при разработке месторождений можно наблюдать такую тенденцию, которую планирует реализовать "Колмар" на шахте "Инаглинская". Сначала уголь добывается открытым способом. Затем, когда этот способ становится экономически не выгоден (затраты на выемку породы превосходят выгоду получаемую от добытого угля), собственник принимает решение о добыче угля подземным способом, при этом вскрытие запасов происходит прямо с "борта" разреза. Так сейчас работают уже три – четыре шахты.

- Вы говорили о необходимости использования научных разработок. Востребованы ли они собственниками сейчас?

- Как я уже говорил, компании используют в основном то, что было наработано в предыдущие десятилетия. Наблюдается также тенденция, когда крупные компании покупают профильные проектные институты, и те выполняют прикладные задачи, проектируют шахты, разрезы и т.д. То есть, идет непосредственное решение проблем одной конкретной компании, общеотраслевых исследований практически не проводится.

- Есть ли среди того багажа разработки, которыми еще интересуются за рубежом и у нас?

- Когда-то в советское время Институт горного дела (ИГД) осуществлял большие проработки по подземной газификации углей (ПГУ). Это когда бурятся серии скважин, под землей зажигается угольный пласт, горение происходит с недостатком кислорода, выделяется горючий газ. Технология безопасна – поскольку там нет людей. Получаемый газ можно использовать для энергетики или в технологических целях.

ИГД им. АА. Скочинского сделал проект газификации угля на месторождении в Индии, в настоящее время эта страна согласовывает подрядчика, который осуществит этот проект. Также интересуются этой темой компании из ЮАР и Вьетнама.

Также можно проводить газификацию угля на поверхности. Все чаще поднимается вопрос развития углехимического производства. Есть на эту тему перспективные отечественные разработки. Например, технологиями производства жидкого топлива давно занимается Иркутский национальный исследовательский технический университет. Сейчас его специалисты работают над созданием максимально экологичной технологии, сокращающей отходы в процессе переработки.

Институт проблем химической физики РАН готов передать производителям технологию переработки низкосортного угля с получением продукта газа и последующей выработкой синтез-газа. В Институте нефти и газа Сибирского федерального университета создали метод получения каменноугольного пека, который позволяет перерабатывать до 10 млн тонн угля в год.

Однако между разработкой и внедрением передовых идей дистанция по-прежнему гигантская. Потому что, на мой взгляд, в стимулировании (самыми различными способами, в том числе экономическими) этого будущего, прежде всего, должно быть заинтересовано государство.