Встречи в рамках саммита G20 состоятся в самое ближайшее время. В этой связи особый интерес представляет атмосфера взаимоотношений между двадцатью крупнейшими экономиками мира, нюансы диалога между Москвой и Вашингтоном, особенности непростых взаимоотношений между Вашингтоном и Брюсселем при нарастающем могуществе Китая. Об этих тенденциях, а также о возможной роли России в глобальном процессе, своими оценками в беседе с политическим обозревателем "Интерфакса" Александром Иващенко поделился Владимир Миловидов, руководитель Центра перспективных исследований Российского института стратегических исследований (РИСИ).
- Владимир Дмитриевич, как Вы полагаете, можно ли воспринимать предстоящее заседание форума в Гамбурге, как некий новый этап в деятельности G20? Для таких оценок, наверно, есть определенные основания, особенно если вспомнить историю глобальных финансовых потрясений за последнее десятилетие.
- Полагаю, такие основания есть. Как мне представляется, "большой двадцатке" требуется переоценка содержательной части и целей своей деятельности. Подготовка к заседанию идет очень активная, о чем, кстати, свидетельствует телефонный разговор канцлера Германии Ангелы Меркель с президентом Владимиром Путиным.
Исторический контекст, о котором Вы упомянули, важен. Достаточно напомнить, что формирование G20 состоялось в качестве ответа на последствия азиатского финансового кризиса – в конце 90-х. А регулярные заседания "большой двадцатки" начинаются лишь в ноябре 2008, что называется, по горячим следам нового глобального кризиса. В этом году как раз исполняется 10 лет с его начала. Если мы обратим внимание на хронологию кризиса 2007-2008 годов, то увидим, что именно с лета 2007 года стали один за другим множиться сигналы нарастания финансовых проблем, прежде всего, в США, в Великобритании, во Франции. Мировые рынки начало "лихорадить", выявились финансовые "дыры" в балансах банков и финансовых институтов, которые были глубоко вовлечены в торговлю ипотечными бумагами и производными инструментами. К осени 2008 года кризис достиг своего пика, потребовав коллективных действий широкого круга стран. Развитые страны признали, что не могу противостоять кризису в одиночку.
С тех пор антикризисная тематика, так или иначе, доминировала, но постепенно она себя исчерпала. И хотя в ряде вопросов, рассматриваемых странами-членами двадцатки, еще прослеживаются отголоски антикризисной повестки, они все глуше.
Новая повестка G20 нужна всем, ведь, это уникальный формат межгосударственного общения. Не думаю, что он исчерпал свой конструктивный ресурс. Особенно новая повестка G20 нужна сейчас Германии: и для того, чтобы подчеркнуть свою роль в мире, и чтобы использовать итоги саммита в рамках решения предвыборных задач. Думаю, что г-жа Меркель постарается сделать все, чтобы именно это заседание в Гамбурге привлекло к себе особое внимание и стало до некоторой степени историческим событием. Но задача это очень сложная.
- Получается, встреча в Гамбурге, станет своего рода, развилкой, на которой участники G20 попытаются представить, каким образом дальше развивать свою деятельность?
- Пожалуй, да. Вполне уместно это сравнение с развилкой, на которой состоится заседание "большой двадцатки". Фактически, за этим столом окажутся новые лидеры, в частности, тот же Эммануэль Макрон, победивший в мае на президентских выборах во Франции. Мы увидим и британского премьера Терезу Мэй, за плечами которой уже известные по своим не самым блестящим для Консервативной партии итогам выборы. Президент США Трамп - тоже новый участник. У всех у них свое видение дальнейшего развития мировой экономики и политики, свое представление о движущих силах этого процесса.
Возьмем для примера интригу вокруг пресловутого Brexit. Вся эта история сейчас, по-моему, начинает работать уже не столько против Евросоюза, сколько против Великобритании. Интрига затягивается, и всем, кто к ней имеет отношение, очевидны сложности реализации данного проекта. Следует отдать должное жесткой выдержке европейцев в лице той же Германии, и сам процесс "ухода по-английски" начинает переходить в несколько иную плоскость. Если раньше выбор британцев, если иметь в виду результаты прошлогоднего референдума, многими воспринимался как подрыв основ ЕС, то сейчас вряд ли можно сделать такой вывод. Маловероятно, что Brexit запустит маховик европейской дезинтеграции.
Куда важнее сегодня поведение некоторых стран Восточной Европы, например, Польши. Она в 20-ке не участвует, но играет все более заметное положение в Европе, где-то даже конкурента Германии, а вот евро вводить не спешит. Такая строптивая "Восточная Британия". Ее роль в общеевропейских институтах высока, а я напомню, что Евросоюз входит в G20. На предыдущем саммите Евросоюз представляли Юнкер и Туск. Полагаю, все идет к тому, что в рамках G20 внутри европейские проблемы могут себя проявить. Кстати, президент США Трамп накануне саммита в Гамбурге посетит именно Польшу. И возможно, некоторые наметки позиции США по вопросам повестки дня G20 там прозвучат.
Другой пример - ситуация в Юго-Восточной Азии, в Тихоокеанском регионе. Региональные игроки предлагают серьезные глобальные проекты, позволяющие отвечать на новые вызовы. Высоки ставки проекта «Шелковый путь», который продвигает Пекин. Усилила активность Индия, делающая заявку на региональное регулирование.
Дискуссии о многополярном мире могут многим показаться банальностью. Но они актуальны, поскольку современный мир все ярче проявляет эту многополярность, которая начинает играть новыми красками.
В силу всех тех изменений, которые обозначились после президентских выборов в США, Франции, Великобритании, ожидания сентябрьских выборов в Бундестаг, непростых отношений Пекина со своими соседями в Южно-Китайском море, довольно вызывающей позиции американской администрации по вопросам Парижского соглашения, торговых отношений с Европой, можно прийти к выводу, что помимо взаимных интересов, более отчетливо стали проявляться и несовпадения экономических целей и намерений многих участников G20. Причем, число тех, кто имеет те или иные разногласия с коллегами по 20-ке увеличивается. Обратите внимание на такие отношения как: США-Китай, США-Канада-Мексика (НАФТА), Индия-Китай, Германия-США, Саудовская Аравия-Турция и т.д. эти пары можно и дальше комбинировать.
На весенней министерской встрече в Баден-Бадене ряд противоречий уже проявился. Например, в вопросе о свободной торговле. Собственно, это и есть тот фон, на котором в рамках саммита пройдут многочисленные встречи, включая пленарное заседание. Да, это развилка, после которой возможен новый этап. Но скорее всего каждый просто еще раз утвердится в своем взгляде на мир. Но для движения вперед очерчивание позиций, даже возможно трудно примиримых, имеет важное значение.
- Повышенное внимание уделяется предстоящей встрече президента Путина со своим американским коллегой. На Ваш взгляд, это будет новый этап в выстраивании диалога между Москвой и Вашингтоном?
- Когда встречаются главы России и США, это всегда незаурядное событие. Что касается предстоящего прямого диалога между Путиным и Трампом, то на него, безусловно, будут обращать внимание. От отношений между Москвой и Вашингтоном в мире очень многое зависит. В США, думаю, это прекрасно понимают.
Полагаю, что американцы готовятся к этой встрече, учитывая то, как сейчас многие СМИ освещают встречи лидеров стран, подчеркивая такие детали, как рукопожатие, взгляды, "язык жестов".
Более конкретные предположения по предстоящей встрече высказывать преждевременно, но не исключаю, что встреча президентов России и США может оказаться одним из самых знаковых событий в рамках саммита "большой двадцатки", несомненным поводом для анализа. Над ее результатами политологи еще поломают головы.
- Так получилось, что четверть участников "большой двадцатки" - страны БРИКС. Может ли данный формат, поддерживаемый Россией, Бразилией, Китаем, Индией и ЮАР, приобрести некие особые контуры на площадке G20?
- Москва довольно активно взаимодействует с другими странами, входящими в БРИКС. В частности, с Китаем. Достаточно отметить ожидаемый накануне заседания "большой двадцатки" визит Си Дзинпиня в Москву. Нужно отметить и участие премьер-министра Индии Нарендры Моди в форуме в Санкт-Петербурге, а также недавний визит президента Бразилии, который возможно не будет участвовать во встрече в Гамбурге. Безусловно, БРИКС активно формирует свою собственную повестку. Важно то, что Россия сегодня участвует во всех форматах межгосударственного взаимодействия с Китаем и Индией: Двадцатка, встречи лидеров БРИКС, двусторонние контакты, недавний саммит ШОС в Астане.
Следует напомнить, БРИКС представляет добрую половину человечества. По численности населения и уровню экономик эти страны претендуют на особую роль в мире. Кто-то данную позицию выражает более ярко, кто-то менее. Для России этот формат важен и интересен, поскольку речь идет и о крупных партнерах, и о важнейших региональных центрах: Африка, Азиатско-тихоокеанский регион, регион Индийского океана, Южная Америка.
Учитывая современные вызовы, проблемы, противоречия, полагаю, что предстоящий саммит будет особенно силен своими встречами «на полях». Будут очередные раунды сложных переговоров, встреч, столкновения и сближения позиций, консультации, как говорят в России, "по гамбургскому счету". Многое придется читать между строк и ловить в словах совместных деклараций. Но в этом и состоит задача истинных исследователей.
- Формат "большой двадцатки" предполагает, прежде всего, экономическую повестку. Но среди участников предстоящего саммита лидеры, имеющие между собой весьма непростые отношения на политическом уровне. В этой связи, хотел бы спросить, разделяете ли Вы точку зрения рада политологов, что Москва, имеющая приличные отношения с рядом игроков мирового и регионального уровней, могла бы позиционировать себя в качестве глобального посредника? Такая формулировка весьма популярна у ряда представителей российского экспертного сообщества.
- Не могу согласиться с экспертами, которые таким образом воспринимают ситуацию, или, во всяком случае, в таком виде формулируют. Что означает "посредник"? Это, либо альтруист, либо комиссионер. В чистом виде в системе международных отношений и первое, и второе маловероятны.
Что, по большому счету, представляют собой многосторонние международные форматы переговоров, такие как "двадцатки", "восьмерки" и другие? Это организационные рамки, которые были когда-то выбраны участниками, и теперь существуют в силу определенных исторических событий. Они, условны, но, безусловно, играют заметную роль. Позитивно, когда есть постоянная площадка для того, чтобы объединиться, сесть за стол переговоров, подискутировать. Помимо прочего, наличие такой площадки упорядочивает процессы подготовки к заседаниям, стимулирует постоянные контакты уполномоченных лиц и т.д. Это рабочий процесс и в нем собственно и формируется конкретная внешняя политика.
Но эти форматы в определенный момент начинают играть и негативную роль. На мой взгляд, "минус" в том, что многосторонние форматы со временем бюрократизируются. Начинает все большую роль играть «аппарат», обеспечивающий их работу. Это усложняет принятие важных и взаимоприемлемых решений. Благодаря аппаратной работе в итоговом, казалось бы, коллективном мнении национальные интересы одних приглушаются, а интересы других находят свое закрепление. Я наблюдал такое на заседаниях Совета по финансовой стабильности, который был создан G20. Поэтому крайне важно работать в аппаратах таких объединений, быть включенными во внешнеполитическую бюрократию, как бы скучно это не звучало. В этом смысле, американцы – прагматики, поскольку не сдерживают себя никакими форматами, у них всегда своя повестка. Они очень эффективно используют многосторонние форматы межгосударственного общения и активны "аппартано". Но это зачастую и раздражает других участников.
По большому счету, международные отношения – это своего рода сеть, переплетение связей, контактов, взаимодействий, формальных, неформальных, экономических, исторических, культурных коммуникаций государств мира. Эта сеть имеет свои законы и в буквальном смысле, как международное право, и как негласное и не формализованное признание сложившихся мировых реалий.
Если говорить в терминологии глобальной сети международных отношений, у Москвы тоже должна быть, (и она есть), собственная повестка. Российские приоритеты связаны с безопасностью, с экономическими интересами. При этом Россия – сетевой участник, причем, очень важный, «узловой». В такой ситуации правильно говорить не о посредничестве, а о формировании своего узла связей, в котором развиваются взаимовыгодное сотрудничество, взаимное доверие, взаимные интересы. И этот узел связей может развиваться, расширяться, в том числе за счет "посреднических" действий.
В качестве примера могу привести ту активную позицию, которую Россия заняла в катарском кризисе. У нас хорошие связи на Ближнем Востоке, наши страны имеют общие экономические интересы, хотя зачастую мы конкурируем на энергорынках. В этом процессе Россия и посредник, и сторона очень важных и далеко идущих переговоров, и участник процесса урегулирования ситуации в исторически взрывоопасном ближневосточном узле. Вряд ли эта тема возникнет на пленарном заседании, но «на полях» саммита она так или иначе будет присутствовать, вместе с ее участниками: Россией, Саудовской Аравией, Турцией и США.
Это "сетевой узел" международных отношений важен и в экономическом смысле. Здесь концентрируются ключевые факторы глобального рынка нефти и газа. Если брать нефть, то это ось отношений Саудовская Аравия-США. США и сегодня, и в будущем крупнейший импортер нефти, а их основной поставщик Саудовская Аравия. Но США и один из лидеров по нефтедобыче, да еще доллар – валюта, которая опосредует сделки на нефтяном рынке. А вот Россия-Турция и незримо присутствующий на 20-ке Катар – это "узел" газовой проблематики. Но и США к 2026 году планируют чуть ли не в 3 раза увеличить экспорт сланцевого газа.
В этой связи России нужно не условное "посредничество", а активное нахождение таких взаимоотношений со странами, чтобы мы могли бы защитить свои экономические интересы. Конечно, приход агрессивной, в разных смыслах этого слова, настроенной на экономическую экспансию американской администрации, требует внимания и реагирования. Ведь, США тоже до некоторой степени "посредник", участвующий во многих международных связях. Нужно быть готовыми к различным вариантам развития событий. И их перспективы, так или иначе, будут в центре внимания участников саммита.
- Насколько быстро может измениться ситуация?
- В экономическом плане, полагаю, американцы будут предпринимать определенные действия, чтобы такие изменения произошли. Первые танкеры со сжиженным газом из США уже пришли в Европу.
Саммит отчасти поможет оценить соотношение интересов различных игроков. На G20 собираются страны, с противоположными торговыми балансами. Есть страны, у которых он положительный, а есть и с отрицательным балансом. Если взять, например, торговлю между Германией и США, то баланс не в пользу американцев. Так же и в торговле США и Китая. У России с одними игроками положительный баланс, с другими отрицательный. Но в целом, баланс положительный. Если где-то что-то меняется, то такие изменения дадут эффект по всей цепочке глобальных экономических и финансовых отношений. Сетевая система связей, одним словом. Нельзя потащить за одну связь, чтобы не задеть другую. Это касается и движения капитала, и валютных курсов. Все это может иметь очень серьезное влияние на происходящие события. Особенно, если мы посмотрим сейчас на энергетический сектор.
- Что касается достаточно сложного диалога между администрацией Трампа и ЕС, поскольку между Вашингтоном и Брюсселем сейчас есть немало проблемных тем, как Вы полагаете, может ли предстоящий саммит "двадцатки" стать определенным индикатором отношений между европейцами и американцами?
- Думаю, да. Официоз, конечно, нам мало что скажет. На уровне переговоров, хотя такие переговоры заранее готовятся, готовятся пресс-релизы, какие-то предварительные документы, мы можем и не увидеть всех проявлений. Но потом, они будут заметны.
Что касается трений между Старым и Новым Светом, то могу еще раз привести пример из своего профессионального опыта. На заседаниях Совета по финансовой стабильности в 2010-2011 годах по целому ряду вопросов американцы и европейцы имели разную позицию. В частности по наднациональному регулированию финансовых институтов, по стандартам финансовой отчетности. После кризиса произошло ужесточение регулирования финансового рынка, направленное на предотвращение повторения кризисов и различных негативных тенденций на финансовом рынке.
Сложилось определенное статус-кво в этом направлении. При этом наднациональная система регулирования финансового рынка так и не была создана. И сейчас вряд ли кто к этому вопросу будет возвращаться. У Европейцев своя модель, США идут своим путем. Причем, сейчас они начинают свою реформу финансового рынка, придерживаясь логики, которая, в некотором смысле, противоречит концепции, сложившейся в рамках "большой двадцатки".
Я бы также обратил внимание на динамику евро, который за последние полтора месяца начал укрепляться, а доллар США по отношению к европейской валюте снижается. Это действует больше в пользу американцев, чем европейцев. Идет ли этот процесс осознанно, или манипулятивно, это, возможно, предмет для дискуссии, но факт остается фактом. Несколько месяцев назад ничто не предвещало такого развития событий. Первые решения по повышению процентных ставок в США в прошлом году сопровождались укреплением доллара, а за недавнем очередным повышением учетной ставки последовало снижение курса. Конечно, это не торговая или "валютная" война между США и ЕС, но уж точно, не самая комфортная ситуация на сегодняшний день.
Что мы еще видим? Европейцы штрафуют американские компании. В частности, были объявлен рекордный штраф со стороны Европейской антимонопольной комиссии в отношении Google на сумму 2,7 млрд. долларов. В прошлом году Европейская Комиссия предъявила налоговые претензии к Apple в объеме 14,5 млрд. дол. Такая активность европейцев в отношении компаний из США, в определенном смысле, носит демонстративный характер. Конечно, мне могут возразить, и сказать, что это естественный процесс в бизнесе, обычное дело. Но, согласитесь, многомиллиардные штрафы с крупнейших компаний мира трудно назвать заурядным событием.
Кстати, главу европейского антимонопольного органа Маргрет Вестагер во многих публикациях характеризуют, как довольно бескомпромиссную фигуру, и даже в прямую называют ключевым игроком в возможной торговой войне между Европой и США.
Полагаю, что на такие детали стоит обращать внимание, поскольку подобные сценарии недалеки от реальности. Другое дело, что в силу сложившихся отношений и связей, до торговых войн, которые были в XIX веке и в начале прошлого столетия, вряд ли дело дойдет. Мы никому не желаем подобного развития событий, но, тем не менее, отмечаем, что некоторая напряженность по обе стороны Атлантического океана существует. И отголоски этого будут слышны на саммите в Германии.
- Для системных шагов в рамках собственной повестки России будет полезно все это учесть ...
- Безусловно. Посмотрим опять на тех же американцев. Стремление администрации США к 2026 году сделать бюджет страны бездефицитным – очень серьезный политический знак. И обратите внимание на дату – 250-летие Соединенных Штатов Америки.
Более того, эта дата лежит за гранью даже самого оптимистичного представления о президентстве Трампа. Даже, если Трамп осилит два президентских срока, то к этой знаменательной дате он уже не будет хозяином Белого дома. О чем это говорит? О том, что Трамп своим видением "пронизывает" срок своих президентских полномочий. Ориентируясь на 2026 год, он открыто заявляет, что США к этому моменту должны вернуть себе былое величие и значимость. Это очень сильное заявление, хотя Трамп прекрасно понимает, что лавры могут достаться уже другому президенту.
Такое позиционирование американцев, полагаю, станет, в той или иной форме, подтекстом предстоящего заседания G20.
Конечно, на самом саммите, вряд ли будут даны ответы на все глобальные вопросы, которые всех сейчас интересуют. С другой стороны, еще раз хотел бы это подчеркнуть, постараемся обратить больше внимания на атмосферу, которая будет, как говорят в МИДе, "на полях" форума. Есть немало нюансов экономического и политического характера, которые окажут влияние на деятельность "большой двадцатки".