Россия завершила яровой сев зерна и готовится к новому сельскохозяйственному году, в котором аграриям придется адаптироваться к жизни после вступления в ВТО. О том, с какими трудностями могут столкнуться российские сельхозпроизводители, о прогнозах на урожай, о последствиях присоединения к ВТО, о новом министре сельского хозяйства и о том, легко ли выращивать зерно в Сибири, рассказал "Интерфаксу" президент Национального союза зернопроизводителей и председатель совета директоров "Сибирского аграрного холдинга" Павел Скурихин.
- Ранее Вы говорили о возможности размещения акций "Сибирского аграрного холдинга" на бирже. Также рассматривался вариант вхождения в капитал стратегического инвестора. Как сейчас обстоит дело с планами компании по привлечению финансирования?
- Мы пока не видим перспективы для IPO – с учетом происходящего на рынках капитала. С 2008 года, может быть, было небольшое окно, когда размещалась группа "Русагро". Это был единственный хороший прецедент, да и то со второй попытки. Сейчас точно не самое лучшее время для выхода на биржу, и с точки зрения состояния сельскохозяйственной отрасли, и с точки зрения состояния мировых рынков капитала. Рынки готовятся сейчас к очередному 2008 году. Может быть, он и не наступит, но пока все хотят быть с деньгами, а не с акциями.
Я слышал, что "Продимекс" заявил о возможности IPO не раньше, чем через полтора года. Для нас тоже выход на биржу – вопрос в ближайшее время неактуальный.
Пока мы продолжаем активные переговоры и по private placement, и по объединению с другими компаниями. Что касается возможного слияния с другими игроками – дело все еще находится на стадии переговоров, причем по не зависящим от нас причинам. К сожалению, пока не могу раскрыть детали процесса. Но этот вариант мы тоже всерьез рассматриваем.
- В конце мая компания погасила дебютный выпуск облигаций на 2 млрд рублей. Планируете ли дальше использовать этот инструмент?
- Компания сейчас ведет диалог с банками относительно реструктуризации существующей задолженности. Теоретически, мы можем выпустить облигации, но это так или иначе должно быть в увязке с переговорами с банками.
- На какую доходность можно рассчитывать потенциальным покупателям облигаций "САХО"?
Я думаю, что вопрос о ставке будет следующим. Первый вопрос – будем ли мы вообще выпускать облигации.
- Как идут переговоры о продаже части земельного банка компании?
- Есть потенциальные интересанты, а у нас есть представление о том, сколько стоят эти земли. Мы их вводили в оборот – это было green field, то есть поле, заросшее лесом и еще не оформленное. Мы рубили деревья, измельчали их и вносили обратно в почву, потому что в таком количестве вывозить их было невозможно, корчевали пни, перепахивали, выстраивали севооборот. Поэтому сегодня можем сказать, что у нас, наверное, самый большой опыт по превращению green field в землю как средство производства. Мы готовы даже оказывать консультационные услуги, если это кому-то потребуется.
В общем, мы понимаем, сколько эта земля стоит, и дешево продавать не готовы. Есть ряд потенциальных покупателей, с которыми мы находимся в весьма активной фазе переговоров. Речь идет о продаже в общей сложности около 100 тыс. га. Средства нам необходимы для того, чтобы рассчитываться с банками-кредиторами. Информация о конкретных сделках может появиться уже в ближайшие пару месяцев.
- Сколько земель сейчас у "САХО"?
- Компания контролирует около 380 тыс. га, из них в собственности находится около 250 тыс. га. Остальное – в основном долгосрочная аренда на 25-49 лет, и небольшая часть земель находится в краткосрочной аренде.
- В мае сменился глава Минсельхоза. Что ждет отрасль от нового министра?
- Николай Васильевич Федоров – человек с очень серьезным административным и жизненным опытом. С одной стороны, для него не нова хозяйственная деятельность, потому что он много лет возглавлял крупный регион, с другой - для него не нова деятельность на посту министра, поскольку министром он уже был. В этом смысле отрасль получила очень сильного министра. Свои приоритеты на первых совещаниях он обозначил. Это, прежде всего, модернизация, индустриализация сельскохозяйственного производства, создание условий для людей, которые живут на селе – строительство дорог, школ, больниц. На селе нужны высококвалифицированные кадры: за руль трактора, который стоит как хороший джип, трудно усадить человека, который будет им управлять "с помощью кувалды". А чтобы привлечь высококвалифицированных работников, нужно создать для них достойные условия жизни. Поэтому очень здорово, что новый министр с самого начала обозначил эти приоритеты. Они абсолютно созвучны с теми представлениями, которые есть у меня и у членов союза.
- Россия стоит на пороге вступления в ВТО. Так ли оно страшно для сельского хозяйства, как говорят многие участники рынка?
- Я думаю, что мы сможем это в полной мере прочувствовать уже после того, как окажемся в ВТО. Вселяют надежду заявления, сделанные политическим руководством страны на всех уровнях, что сельхозтоваропроизводство никто не собирается бросать на произвол судьбы, и никто не собирается махнуть рукой на колоссальные средства, которые были вложены в отрасль. Существует ряд опробованных другими государствами мер поддержки сельхозпроизводства.
Если говорить о нашей отрасли – о производстве зерна: на сегодняшний день мы видим две группы рисков. Во-первых – как бы вступление в ВТО не повредило животноводам, нашим основным потребителям. На их долю приходится более половины всего потребления зерновых. Например, в прошлом году на эту отрасль пришлось около 43 млн тонн из 94 млн тонн всего урожая зерновых. Сейчас животноводы находятся под серьезной защитой – это и квоты, и госсубсидии, в случае если они требуются, как это было после засухи 2010 года. В крайнем случае – это Роспотребнадзор и Россельхознадзор, которые могут ограничить импорт тех или иных видов продукции.
Вторая группа рисков касается тех мер господдержки, которыми пользуются сами зернопроизводители. Прежде всего, это льготные тарифы на вывоз зерна из отдаленных регионов, льготное топливо и участие государства в ценообразовании на минеральные удобрения.
Тем не менее, существует международный опыт по переносу мер господдержки в "зеленую" корзину. Наглядный пример. "Сибирский аграрный холдинг" поставлял гречиху в Японию, и у нас была возможность ознакомиться с их производством. Так вот, они выращивают гречиху на Хоккайдо – теоретически, это не должно быть эффективно с точки зрения экономики. Но японцы обратились в ЮНЕСКО и представили эту деятельность как традиционные занятия местного населения. Фактически, это форма обхода требований ВТО, и у нас такие способы могут существовать. Мы можем признать фактически любую территорию, кроме, наверное, Краснодарского края, зоной, рискованной для ведения сельского хозяйства, и выделять субсидии в рамках поддержки традиционного образа жизни людей. Поэтому способы, которые могут компенсировать выбывающие меры поддержки, существуют.
- В целом - насколько эффективна поддержка отрасли и что стоило бы в законодательстве изменить, подкорректировать?
- Нам действительно стоит внести определенные корректировки. Среда, в которой сегодня работают производители зерна, не позволяет создать стабильные условия для гарантируемого получения дохода. Мы фактически не знаем, будет наша работа убыточной или прибыльной в текущем году. А учитывая цикличность производства, мы не можем просто "заморозить" работу – если поле вспахано, нужно сеять осенью или весной. Если нарушить севооборот, то потом восстанавливать его придется два-три года – а это дополнительные затраты и потеря урожая. К сожалению, зернопроизводители зависят от сиюминутной конъюнктуры, которая зачастую определяется неадекватной волатильностью цен. Например, в этом году цены в Сибири в начале сезона составляли 2,7 тыс. рублей за тонну пшеницы 4 класса. А у нас средняя себестоимость производства одной тонны составила 4,2-4,7 тыс. рублей. А к отметке в 4 тыс. рублей за тонну рынок подошел только к февралю. И это не в 2009-м, а в этом году, когда никакой катастрофы с перепроизводством на зерновом рынке нет.
Кроме того, мы понесли очень серьезные потери из-за прошлогодней засухи в Тульской области и в Поволжье. А из-за ранней осени в прошлом году мы не смогли убрать часть урожая, потому что на поле было заехать невозможно. Все эти риски сегодня с большим трудом зернопроизводителями покрываются. А должны быть инструменты для защиты от этих рисков, например, полноценное страхование. Сейчас, когда пытаешься оформить страховой случай, получаешь в ответ: "А у вас где ближайшая метеостанция? В 130 км? Ближе нет? У вас около метеостанции есть посевы? Ничего не растет? А по нашему нормативу, у вас должна быть метеостанция в 30 км". А бывает – на одном поле дождь прошел, а на соседнем – нет, и это поле "сгорело".
Закон об агростраховании, который вступил в силу в этом году, - безусловно, прорыв. Но в дополнение к нему нужно принять очень много подзаконных актов. Мы, к сожалению, находимся, наверное, только на начальной стадии этого процесса.
От волатильности цен зернопроизводители вообще не застрахованы. На любом цивилизованном рынке есть механизм хеджирования. Мы сегодня к этому приближаемся - начались биржевые торги причерноморской пшеницей. Однако сельхозпроизводитель откуда-нибудь из Курганской области, определяя цену, должен учитывать стоимость перевозки, погрузки зерна. Хеджирование – сам по себе механизм, о который, мягко говоря, крестьянин голову сломает. А у нас и вовсе получилась сложная математическая формула с несколькими неизвестными.
Так вот от этих двух ключевых рисков – климатических и ценовых – мы не застрахованы. В России все зависит от региона: у зернопроизводителей, например, на Ставрополье, риски ниже, чем где-нибудь в Сибири, где просто катастрофа произошла осенью прошлого года. Ни один элеватор не принимал зерно – его было просто некуда складывать, потому что не было вагонов, так как все вагоны обслуживали экспортные потоки на Юге России. В итоге зерно складывали прямо в поле, накрывали полиэтиленовой пленкой. А если идет дождь – это совершенно бессмысленное занятие: зерно портится.
Вот и получается, что у нас есть благополучные регионы, и регионы, которые систематически терпят убытки. Накапливая убытки, компании наращивают задолженность перед банками. А то, что в этом году банки на 30% сократили кредитование посевной, говорит о том, что многие хозяйства попросту исчерпали возможности привлекать новые кредиты из-за состояния баланса и отсутствия залоговой базы. Эту проблему нужно каким-то образом решать, системно анализировать: какие здесь могут механизмы применяться.
- Традиционный вопрос – каков ваш прогноз по урожаю на этот год?
- Есть все условия для того, чтобы урожай был ниже, чем в прошлом году. У нас была достаточно своеобразная весна, когда днем было тепло, а ночью был мороз. Это привело к образованию ледяной корки и парниковому эффекту. В итоге те озимые, которые были в наилучшем состоянии осенью, весной выгорели, потому что температура в этом "парнике" оказалась очень высокой. А поздние всходы, которые проросли уже после того, как исчезла ледяная корка, выжили. Сельское хозяйство - вещь непредсказуемая. Но в целом потери по озимым соответствуют среднегодовым значениям.
Кроме того, в первые месяцы ярового сева и после того, как всходы начали прорастать, стояла засушливая погода. Дефицит влаги достигал 50% по некоторым регионам. С конца весны стояла достаточно жаркая погода в Сибири и на Алтае. Есть основания полагать, что комплекс этих факторов может привести к тому, что урожай будет ниже. Хотя с точки зрения площади под озимыми и яровыми мы даже немного опережаем прошлогодние показатели.
- А если говорить о вашем холдинге?
- По холдингу я воздержусь от прогнозов. "Среднюю температуру по больнице" считать проще – у кого-то она выше, у кого-то ниже. А про конкретную компанию сказать сложно. Например, в прошлом году: в Туле была небольшая засуха, на Алтае наш урожай попросту сгорел. В Ульяновске все было прекрасно, мы приступили к уборке урожая. Убирали примерно неделю, а потом не было ни одного дня без дождя. Комбайны стояли на кромке и ни разу на поле не зашли. В итоге урожай на 12 тыс. га просто "ушел под снег". Такое в моей практике впервые. Мы прогнозировали, что соберем 340 тыс. тонн зерна в прошлом году. Оказалось на 100 тыс. тонн меньше – столько мы потеряли из-за засухи и дождей.
Кстати, пшеницу, которая перезимовала на неубранных полях, мы все равно убрали, получили урожай 8 центнеров с гектара.
- Что касается перевозок зерна – ждет ли Сибирь дефицит железнодорожных вагонов осенью, как в прошлом году?
- Это будет зависеть от конъюнктуры на внешнем и внутреннем рынке. Системно, мы это понимаем, сделать за это время ничего не удалось. Разве что была создана специальная комиссия в Минсельхозе, которая фактически в режиме ручного управления пыталась регулировать ситуацию с перевозками. Кроме того, была введена маршрутизация отгрузок зерна, которая предполагает, что зерно грузится не отдельными вагонами, а маршрутом, что позволяет экономить время на формировании составов. Но эта мера направлена, скорее, на повышение эффективности использования существующего парка. А его для того, чтобы обеспечивать значительный объем экспорта и при этом своевременно вывозить зерно из отдаленных регионов, не хватает. Требуется еще примерно треть от существующих мощностей по перевозке зерна. Что в этом году может измениться? Может быть совершенно другая конъюнктура. Если урожай будет меньше, и цена на зерно не так сильно, как в прошлом году, упадет, то какая-то часть зерна может уйти на внутреннем рынке по приемлемым для производителей ценам, и тогда не будет такого острого спроса на его транспортировку на дальние расстояния. Это один из факторов.
Другой – каким будет объем экспорта, будет ли благоприятная конъюнктура для вывоза зерна за рубеж. У нас в сельском хозяйстве две самые страшные беды – большой урожай и маленький урожай. Большой экспорт для Сибири - это пока беда, потому что он идет в основном из южных регионов, и фактически весь парк вагонов переключается на его обслуживание. Для страны в целом это хорошо и для зернового рынка это неплохо, потому что иначе излишки зерна обрушат цены внутри страны. Но, к сожалению, Сибирь и Урал оказываются в самом конце очереди. А деньги производителям зерна остро нужны именно осенью – чтобы рассчитаться с банками и персоналом.