Первый замдиректора департамента образования и науки Курганской области Э.Абрамов: "Нам необходимо консолидировать общество"

Начиная с января текущего года, случаи, когда школьники берут в руки оружие, повторяются с пугающей частотой. Так, первый случай, произошедший в Перми, где пострадали 15 человек, потряс всю широкую общественность, однако за ним последовал инцидент в Улан-Удэ (Бурятия) с семью госпитализированными, затем произошел случай со стрельбой в курганском Шадринске, где семь человек отделались ушибами, и, наконец, совсем недавний случай в башкирском Стерлитамаке с четырьмя пострадавшими. О провалах в работе системы образования и о мерах, которые предпринимаются, чтобы не допустить повторения подобных проявлений подростковой жестокости, в интервью агентству "Интерфакс-Урал" рассказал первый заместитель директора департамента образования и науки Курганской области Эдуард Абрамов.

- Эдуард Николаевич, расскажите, пожалуйста, что все-таки произошло 21 марта в шадринской школе N15?

- Следствие еще ведется. Насколько мне известно, девочка, которая обучалась в 7 классе, пронесла с собой в школу пневматический пистолет, взятый ею у отца. Еще две девочки оказывали ей содействие. Одна из них разыграла ситуацию, чтобы педагог покинула класс. В это время появилась вторая - ученица 8 класса, она держала дверь. Наставляла пистолет и стреляла в одноклассников – и это критически важно - именно ученица этого класса. К счастью, серьезно никто не пострадал, ушибы и ссадины получили семь подростков. Стрелявшая девочка, исходя из наших исследований, и была организатором.

Больше того, из дальнейшего общения с этой девочкой, стало понятно, что все произошедшее было хладнокровно спланировано.

У девочки были претензии, по ее мнению очень серьезные, личностно-окрашенные по отношению к конкретным мальчикам-одноклассникам. Когда мы выясняли обстоятельства, стало очевидно, что эмоции этого ребенка были направлены вовнутрь и вовне ярко не проявлялись. Ощущения дискомфорта, которое она испытывала от вполне обычного общения с одноклассниками, внутри для себя она возводила на высокий уровень. Поэтому произошедшее стало для многих неожиданностью. Те же одноклассники не думали, что чем-то всерьез ее обижали. Хотя никаких отклонений клинического характера у девочки не обнаружено, однако такое ощущение, что реальность общения воспринималась ею гипертрофированно, искаженно.

- На месте работали специалисты. Скажите, пожалуйста, что привело ребенка из обычной семьи, не имеющего психических отклонений к такому поступку?

- У нас была создана рабочая группа, мы выезжали, привлекали экспертов, я сам не один день провел в шадринской школе N15. К каким выводам мы пришли? Во-первых, имели место тревожные "звоночки", которые не были своевременно восприняты. Был случай, когда девочка, которая впоследствии стреляла в одноклассников, уходила из дома. Когда она вернулась, все выдохнули, что ситуация разрешилась, и не стали детально выяснять где корни ситуации. Это урок для всех специалистов образования – необходимо обращать внимание на самые тонкие грани поведения детей. Конечно, есть такое понятие в учительском труде как "эмоциональное выгорание", но это нас никак не реабилитирует.

Мы (педагогическое сообщество - ИФ) привыкли активно включаться, когда есть явные проявления насилия, жестокости, систематичность, а когда нет очевидных проявлений, то нам кажется, что все благополучно и небольшие отклонения в поведении – это особенности ребенка. В данном случае мы потерпели фиаско, педагогическое поражение в том плане, что не обратили внимания на цепь незаметных, казалось бы, обстоятельств и причинно-следственных связей.

Еще один момент, который обращает на себя внимание, это то, что девочка копила негатив, произошла так называемая "агрегация жестокости". Эта жестокость достигла критической массы не просто стихийно, эмоционально, а планомерно. Из переписки участниц инцидента в социальных сетях стало понятно, что все было очень прагматично спланировано, весь сценарий произошедшего, вплоть до того, что было написано обращение к родителям тех детей, которых они хотели наказать: "Да, мы понимаем, что осуществляем запланированный акт жестокости, понимаем и осознаем его последствия, но у нас выбора нет" и так далее. То есть это запланированная жестокость, не связанная с состоянием аффекта. Они сознательно стремились причинить вред конкретным одноклассникам.

- Есть ли в современной школе способы предотвращения такого рода происшествий, проявления агрессии на ранней стадии? Как работает профилактика?

- Сейчас спрашивают, как мы можем защитить своих детей. Допустим, ров выкопать или к каждому ребенку приставить охранника. Думаю, что это ситуацию, конечно, не спасет. Я говорю сейчас как педагог. Если мы пойдем по пути ужесточения режима внутришкольной жизни, дойдем до того, что будем обыскивать сумки, то это все равно не сможет нас оградить от подобных вещей. Все эти "ограждения" - это путь в никуда. С другой стороны, говорят, что если будет в каждой школе психолог, то это поможет. У нас в Курганской области обеспеченность образовательных учреждений психологами составляет 56%. В шадринской школе N15 психолог был. Правда, это была студентка, которая, может быть, еще не набралась опыта. Но у нас есть школы, где вообще психолога нет, и по этой логике подобное событие должно было бы произойти в такой школе. То же касается и охраны: в области есть школы, где охранника нет совсем, а сидит простой вахтер. У нас сегодня по нормативу один психолог на 500 детей. Достаточно ли этого? Я считаю, не достаточно. Поэтому мы думаем над введением штатной единицы психолога, по возможности, в каждой школе. Чтобы по штатному расписанию один психолог был не на 500, а на 200 детей. Это, конечно, сопряжено с дополнительными расходами, с привлечением кадров. Собственно с самим набором психологов у нас больших проблем нет, другой вопрос, что не каждый такой специалист "доходит" до школы. Поэтому мы испытываем определенные кадровые трудности. Если мы пойдем по пути расширения этой службы, то нам, конечно, придется решать вопрос с привлечением дополнительного фонда этих специалистов в наши учреждения.

Однако я склоняюсь к другому разрешению этой ситуации. На мой взгляд, иммунитет должен быть не внешний. То есть не забор или какие-то другие внешние конструкции, которые будут окружать ребенка, а нам необходимо, прежде всего, консолидировать общество. Прежде всего, личностный иммунитет у человека создает сплоченность семьи, сплоченность в обществе, друзья, широкий круг общения, наличие цели в жизни, целеустремленность, доброта, активная жизненная позиция, основанная на духовных нравственных началах. Я убежден, что именно в этой части у нас не хватает подпорки. Хотя и декларируется ценность семьи, ценность дружбы, общения, но педагогические механизмы, которые бы действительно могли сплотить, не всегда эффективны.

Сейчас мы пытаемся обратиться к духовно-нравственным скрепам, стержням, в том числе через наши традиционные религиозные конфессии. Там этот базис очень хорошо заложен, он складывался столетиями. Как раз деятельность религиозных объединений состоит в том, чтобы сохранить человека в божьем образе – по сути это человек, который лишен грехов и наделен благодетелями. Вот здесь надо искать возможности сотрудничества.

Теперь, как управленец, я испытываю внутренний конфликт. С одной стороны, как педагог я понимаю, что нужна духовно-нравственная основа, с другой стороны – там нет точных 100% алгоритмов. Ведь проще сейчас решить вопрос с дополнительными ставками психологов, хоть это и повлечет немалые материальные затраты. Это проще. Это хотя бы понятный подход. Возвращать нравственные устои гораздо сложнее, потому что здесь готовых алгоритмов нет. Да, нанять охранников и увеличить штат психологов – это нужно делать, и мы будем это делать, но это не решит все проблемы. Это не взгляд в корень этой ситуации. Я думаю, все это понимают, но от нас ждут каких-то конкретных управленческих решений, которые защитят детей. Боюсь, что создание каких-то механизмов защиты детей, запирание их в "клетки" – все это будет только их разобщать. Возможно, эта позиция с управленческой точки зрения не популярна, а может и недопустима, потому что все ждут жестких решений. Но педагогика сегодня не дает 100% гарантированных ответов на эти вопросы.

- Что в этом направлении все же возможно предпринять?

- Касательно духовно-нравственного воспитания, то у нас как раз на днях состоялась встреча и.о. директора департамента Германа Геннадьевича Хмелева с представителями духовенства. Мы хотели бы вернуть Совет по духовно-нравственному воспитанию, такой совет у нас работал раньше при департаменте, сейчас мы хотим реанимировать его деятельность. Хотим заключить соглашение с представителями наших традиционных конфессий о взаимодействии именно в свете духовно-нравственного воспитания, формирования уважительного отношения друг к другу, развития и поддержания коллективных ценностей.

На мой взгляд, к таким ситуациям, как в шадринской школе, приводит как раз политика индивидуализма, личного успеха, которая у нас сейчас в образовании популярна - когда "я за себя", "я сам" и прочее. Все-таки должен быть коллектив, сплоченность внутри коллектива, и тогда там многие вопросы решаются сами по себе. Когда же каждый независимая единичка вне этих связей, тогда начинаются все эти гипертрофированные представления и деструктивные настроения. Нельзя допускать разрыва связи между людьми и, прежде всего, между маленькими людьми. Коллектив должен оставаться коллективом. К сожалению, у нас наблюдается как раз разрыв этих внутриколлективных связей, в том числе между педагогами, которые тоже сейчас меньше общаются с "коллегами по цеху".

У нас есть позитивный пример в этом смысле села Чернавское Притобольного района, где очень тесные связи между местным приходом и образовательным учреждением. Есть прецеденты, где развиты тесные взаимоотношения, и это очень благотворно влияет на атмосферу учебного заведения. На мой взгляд, духовно-нравственная система, которая есть в традиционных религиях, существующих на территории нашей страны, там надо заимствовать основы. Это не значит, что сегодня представители церкви постоянно должны быть в школе. Это решать самой школе. Но систему социальных отношений, которая у них там заложена, нужно внедрить у нас. Как это будет сделано? У нас есть курс основы религиозной культуры и светской этики, есть хорошие площадки для общения с традиционными конфессиями. Я бы стал там искать перспективы возрождения духовно-нравственного воспитания.

Больше того, должны быть социальные практики, когда есть взаимовыручка в школе, когда дети помогают друг другу, ветеранам, животным и т.д. Когда ребенок погружен в подобные социальные практики, то он впитывает нравственные ценности естественным образом в деятельности. Поэтому когда он увидит негативную сторону жизни, даже на примере собственных родителей, он сможет понять, что это не единственный способ жить. Конечно, школа должна работать и с родителями, если есть какие-то негативные проявления.

Я убежден, что школа своим пространством способна позитивно воздействовать. Есть такое понятие как экосистема школы – экологическая среда, оазис, должен быть у ребенка, даже если где-то еще ему плохо, должно быть место, где ему хорошо: тепло, уютно, комфортно, там булочками должно пахнуть, там цветы должны быть на подоконниках. Вот эта среда важна, где находится ребенок. Мы должны что-то противопоставить деструктивным тенденциям современного общества. Поэтому сегодня задача школы в этом плане очень высокая. Если угодно, компенсировать те недостатки, которые могут быть в семье.

- Будут ли классные руководители вовлечены в профилактику, ведь в отличие от психологов под их попечением находится не 500 детей, а один класс в 30-40 человек?

- Да, несомненно. С другой стороны классное руководство - это не должность, это обязанности, которые выполняет, как правило, учитель-предметник. Не случайно по этому поводу есть анекдот. Идет учительница по темной улице, к ней походит разбойник с ножом: "Отдай часы". "Часы не одам, классное руководство забирай". Это для многих бременем является, даже, несмотря на то, что последнее десятилетие мы работаем в этом направлении, ведь воспитательная работа ведется во многом через классного руководителя. Школьная жизнь устроена так, что учитель-предметник реализует свою воспитательную миссию через предмет, через внеурочную деятельность, классный руководитель ее расширяет, дополняет во взаимодействии с родителями. Здесь же заместитель по воспитательной работе, здесь же психолог, социальный педагог, то есть все это должно гармонично сосуществовать. И вот это как раз и дает результат - при неформальном отношении к этим вещам, при тонкой точечной работе, когда обращается внимание на детали и нюансы. Все это должно в одной ткани работать. Но вот если что-то буксует... Например, классный руководитель чего-то не заметила, не довела до психолога и социального педагога, все, ситуация "провисла", и уже аккумулируется очаг напряжения. На мой взгляд, с точки зрения работы этого школьного организма должна быть взаимостраховка и взаимозаменяемость. Но когда "провисает" несколько звеньев в этой цепи, тогда что-то начинает "выстреливать". В данном случае в шадринской школе произошло стечение обстоятельств. Видимо, классный руководитель не доглядела, не придала значения отдельным значимым моментам. Заместитель по воспитательной работе в это время заменяла отсутствующего учителя математики и поэтому не занималась напрямую своими обязанностями в должном объеме. Психолог оказалась еще только студенткой. За два последних года у них в школе четыре психолога сменилось. Социальный педагог не придала значения ситуации. Предметники тоже чего-то не заметили, хотя и контактируют с детьми. Каждый где-то "просел", и в сумме не досмотрели, и это "выстрелило". Нужен постоянный неравнодушный взгляд в отношении детей, это может спасти.

- Что будет с девочками, что их ждет?

- Весь класс в настоящее время находится в санатории. Понятно, что эта ситуация требует реабилитации для всех ее субъектов. Одна из девочек находится на домашнем обучении, другая уехала из Шадринска учиться по месту жительства папы в районную школу, та девочка, которая в руках держала оружие, находится в одном из санаторных лагерей, проходит соответствующую реабилитацию, потому что мы понимаем, что как бы там ни было, она также является пострадавшей стороной. Мы рассматривали несколько вариантов дальнейшего развития событий. Поскольку девочке еще не было 14 лет, за нее решала мама. Мы предлагали разные варианты, в том числе обучение за пределами Шадринска в одном из наших областных учреждений, предлагался вариант перехода в другую школу, прорабатывались разные сценарии. Мама восприняла вариант с обучением в санатории. До конца года девочка будет учиться там.

Что будет 1 сентября – этот вопрос находится в стадии решения. Для меня очевидно, что продолжение обучения в том же классе не имеет никакой перспективы, поэтому будем рассматривать разные варианты. По этому вопросу мы консультируемся с вышестоящими инстанциями, с комиссией по делам несовершеннолетних, поэтому, я надеюсь, что решение будет принято коллегиально, и оно будет взвешенным и принято в интересах девочки. Мы бы хотели, чтобы такой эпизод в ее жизни больше не повторился.

- Подростковая жестокость всегда существовала, однако что отличает проявления агрессии в современном мире, есть ли особенности?

- Сейчас большая часть общения детей сместилась в виртуальную реальность. Это вызов для общества, сферы образования, педагогического сообщества. Потому что когда теряются навыки вербального общения, меняется и конфигурация отношений. Гладить живую собаку и гладить виртуальную собаку – это разные вещи, так и в общении. Сегодня пока педагогика не может ответить на все эти вызовы, и, больше того, мы не наработали 100% алгоритмы, как себя там вести. Конечно, мы дали указание классным руководителям, заместителям по воспитательной работе активно участвовать в общении детей в интернете. Указание дано, но как это осуществить на практике? Какой уровень доверительных отношений должен быть у педагога, чтобы дети включили его в группу своего общения. Алгоритма нет. Тут нужно классному руководителю очень извернуться, чтобы развить доверительные отношения и одновременно сохранить педагогическую дистанцию. Думаю, это крайне сложно сделать. Поставить такую задачу всем я просто не могу, потому что профессионально этому никого не учили, нет четких алгоритмов, как это можно осуществить. Выявление планируемых фактов агрессии и определение вектора направленности ребенка очень важно в виртуальном пространстве.

Однако как быть, что делать, если ребенок уходит в виртуальное пространство? Просто садиться рядом, чтобы ребенок физически ощущал контакт со взрослым, чтобы мог делиться тем, что происходит с ним там.

Мне кажется, государству самому сейчас нужно ответить на вопросы – кто такой учитель. Это тот, кто оказывает образовательную услугу со всеми вытекающими последствиями, или это человек, работающий по призванию, вкладывающий душу? Но любовь к детям, сопереживание, неравнодушие невозможно полностью регламентировать в правовой плоскости. Это из области морально-нравственного регулирования. Духовность и доброту нельзя измерить, нельзя назначить надбавки к зарплате. Или раз это нельзя регламентировать, то мы вообще не говорим об этом или говорим в разрезе чего-то другого? Государство должно расставить эти приоритеты. Потому что сейчас порой, когда говорится об учительском призвании, душевной широте, начинают похихикивать: разве можно серьезно этого требовать, каких-то непонятных, эфемерных вещей? Это тоже серьезная проблема, которая напрямую корреспондирует с тем, что сейчас происходит в школах.